Собрание сочинений. Том 4 - Страница 180

180

III

«Платон Дионисию — радуйся»

написав так, правильно ли выразил бы я свое лучшее пожелание? Или скорее написав по своему обыкновению: «желаю благополучия», как я привык обращаться в письмах к своим друзьям? Как передали мне участники священного посольства, ты и сам обратился к богу в Дельфах 1 с таким льстивым выражением и, как говорят, сделал надпись:

Радуйся! Благостно жизнь сохраняй ты, довольный, тирану.

с Я же ни в обращении к человеку, ни тем более к богу не выразил бы такого пожелания. Богу — потому что тем самым я побуждал бы его вопреки его божественной природе, ведь божество обитает далеко от удовольствия и страдания; а человеку — потому что много вреда приносит как удовольствие, так и страдание, порождая невосприимчивость, забывчивость, неразумие и высокомерие. Вот что хотел я заметить относительно приветствия. Ты же, прочтя это, какое хочешь принять приветствие, такое прими.

Немало людей утверждает, что ты говорил некоторым посланцам, будто, когда ты в моем присутствии заявлял, что собираешься восстановить греческие города в Сицилии и тем облегчить участь сиракузян, переименовав свою власть вместо тирании в царскую, я тебе, по твоим словам, воспрепятствовал в этом, хотя ты этого очень желал, а теперь, мол, я учу Диона сделать то же самое, и, таким образом, пользуясь твоими же мыслями, мы отнимаем у тебя твою власть 2. Есть ли тебе какая польза от таких разговоров, ты знаешь сам, но, говоря противоположное тому, что было на самом деле, ты меня обижаешь. Из-за Филиста 3 и других довольно распространилось обо мне наветов среди наемников и населения Сиракуз, а все потому, что я жил с тобой в акрополе, а они вне его, и любую происходившую ошибку приписывали мне, говоря, что ты во всем слушаешься меня. Ты же лучше всех знаешь, что о политических делах я по собственному почину вел с тобой разговоры очень редко, и то вначале, когда думал, что могу сделать что-либо значительное. Всего этого было очень немного; чуть-чуть старания я приложил к введениям в законы, а все остальное ты приписал сам либо кто-то другой. До меня доходят слухи, что впоследствии иные из твоего окружения видоизменили законы, и, конечно, они будут звучать как чужие для тех, кто может судить о моем характере. Но, как я сказал только что, не нужно на меня клеветать, говоря перед сиракузянами или кем-нибудь еще, кого ты надеешься убедить; скорее я нуждаюсь в защите против первой возникшей по поводу меня клеветы и против той, что возникла теперь, позднее, и оказалась значительно более сильной. Итак, против этих двух клевет необходимо провести и две защиты: во-первых, что я сознательно избегал разговоров с тобой о государственных делах; а во-вторых, что ты не говорил, будто с моей стороны был какой-то совет или запрещение и что я не препятствовал тебе, когда ты собирался заселить эллинские города. Итак, сначала выслушай мое оправдание по поводу упомянутой мной первой клеветы .

Я прибыл в Сиракузы по приглашению твоему и Диона 5, которого я очень высоко ставил; он был издавна моим гостеприимцем и по возрасту был уже человеком средних лет, с установившимся характером — как раз то, что нужно тем, кто обладает пусть незначительным умом, но собирается давать советы в таких значительных делах, какие были тогда у тебя. А ты был очень юн и совершенно неопытен в том, в чем тебе необходимо было обладать большим опытом, мне же ты был совсем незнаком. После этого человек ли, бог или некая судьба при твоем содействии изгнала Диона и ты остался один. Можешь ли ты думать, что у меня тогда с тобой образовалась общность мыслей по поводу государственных дел, если ты погубил разумного советчика и, как я видел, остался, неразумный, окруженный многими другими негодными людьми? Если я видел, что ты не правитель, но лишь думаешь, что властвуешь, на самом же деле находишься иод властью подобных людей? При таких обстоятельствах что было мне делать? Разве лишь то, что о я поневоле и делал: отказался на будущее от всяких государственных дел, остерегаясь навлечь на себя клевету завистников, вас же, хотя вы были разобщены между собой и имели разные убеждения, всячески старался сделать по возможности близкими друзьями. Ты сам мне свидетель в том, что, стремясь именно к этой цели, я никогда не отказывался от своего намерения. И с трудом, 317 но все же мы согласились, чтобы я отплыл домой, так как война вас целиком захватила, с тем, чтобы, когда вновь наступит мир, я и Дион вернулись в Сиракузы 6 и ты призвал нас к себе. Вот что можно сказать о моем первом путешествии в Сиракузы и благополучном возвращении домой. А когда установился мир, ты вторично стал приглашать меня, но не так, как было договорено, а послав мне письмо, чтобы я прибыл один, за Дионом же ты, мол, пошлешь потом. Поэтому я не поехал; однако и Дион рассердился тогда на меня; он думал, что ь было бы лучше, если бы я послушался тебя и поехал. После этого, год спустя, прибыла триера и письмо от тебя; главным в этом письме было обещание, что если я прибуду, то все дела Диона устроятся так, как я мыслю; в противном же случае, писал ты, будет наоборот. Стыдно сказать, сколько пришло тогда писем от тебя и от дру- с гих — по твоему приказу — и из Италии, и из Сицилии, и от скольких моих знакомых и близких. Все они настойчиво советовали мне ехать и просили меня во всем тебе довериться. Действительно, всем, начиная с Диона, казалось, что мне надо незамедлительно плыть. Хотя я и указывал им на свой возраст и относительно тебя упорно говорил, что ты не сумеешь противодействовать моим клеветникам и тем, кто захочет разжечь между нами вражду, ведь я и раньше видел и вижу теперь, что огромные, чрезмерные состояния как частных лиц, так и мо- а нархов почти всегда, чем они больше, тем больше воспитывают число клеветников и добавляют к удовольствиям позорный вред; это — зло, хуже которого не рождает обогащение и возможность других злоупотреблений.

180