Анализом, или методом разложения, он воспользовался в «Тимее», разлагая все существующее в природе на воспринимающее начало (восприемницей он называл материю) и форму; в свою очередь форму он разлагал на фигуры, а фигуры – на треугольники; о том же, что получится из разложения треугольников, знает, по его словам, только бог и тот, кто богу любезен74.
Определением признака он воспользовался в «Алки-виаде», утверждая, что признаком лжи является разногласие, а признаком истины – согласие: ведь истина не впадает в разногласие и в противоречие с самой собой75.
Метафорой он пользуется в «Федре», уподобляя нашу душу возничему, а ее силы – коням, причем одного он называет хорошим, а другого – дурным76.
Сравнением он пользуется в «Государстве», сравнивая город с кораблем, народ – с капитаном, а правителей – с моряками, которые хотят подпоить капитана, чтобы иметь возможность делать все, что им заблагорассудится77. Метафора отличается от сравнения большей степенью воспроизведения природы того, чье подобие она создает, и подражания ей; сравнение же подражает в меньшей степени. Кроме того, метафора может служить именем самого предмета, а сравнение – нет; например, мы не ошибемся, назвав душу возничим, но кто назовет город кораблем? Причина этого – разная степень уподобления.
Индукцией Платон пользуется в «Алкивиаде», где говорит, что убеждающий одного может убедить также и многих и, наоборот, убеждающий многих может убедить и одного78. Это доказывается методом индукции: ведь геометр, убеждая одного, может убедить многих и он же, убеждая многих, может убедить, по всей очевидности, и одного.
К аналогии Платон прибегает в «Горгии», показывая, что искусство судьи так же относится к искусству софиста, как врачебное искусство к поварскому: подобно тому как врач, заботясь о благом и полезном, предписывает нужные лекарство и пищу, хотя бы они были очень неприятны, в то время как повар заботится только о приятном, начиняя кушанье разнообразными приправами, – точно так же искусство судьи приносит только пользу и благо, а риторика (которую он называет здесь софистикой) доставляет лишь приятное. Эсхин, говорят, взойдя на трибуну, сказал как-то собравшимся слушателям: «Чего хотите вы? Что сказать вам? Чем угодить вам?»80 А доказал Платон свое утверждение с помощью аналогии, или пропорции: как первое относится ко второму, так третье относится к четвертому.
Арифметикой пользовался Платон в «Филебе», перечисляя шесть видов блага81.
Методом исключения он пользуется в «Тимее», выслеживая и отыскивая материю путем исключения одной за другой всех форм82.
Методом же добавления – в «Алкивиаде», где он решил выяснить, что такое человек: тело или душа или то и другое вместе, и доказал, что не тело и не совокупность души и тела, но душа сама по себе; затем он идет дальше и добавляет, что не всякая душа, т. е. не растительная, или неразумная, но лишь разумная; затем еще одно добавление: что человек занимает промежуточное положение между божественным и возникшим. Легко заметить, как по ходу рассуждения он привносил добавления в свое исследование.
Историю он использует в «Законах», рассказывая о событиях от потопа до войны с персами83.
Этимологию же – в «Теэтете»
На этом мы закончим предварительные замечания к изучению философии Платона, изложенные нами в одиннадцати разделах:
• первый охватывает жизненный путь философа;
• второй – характер его философии;
• третий повествует о том, почему он стал писать;
• четвертый – почему применял диалогическую форму изложения;
• пятый – из каких частей состоят его диалоги;
• шестой – на каком основании нужно делить его диалоги на части;
• седьмой – как толковать названия диалогов;
• восьмой – каким способом передается содержание, или каково обрамление диалогов;
• девятый – как определить предмет диалога;
• десятый – какова последовательность диалогов;
• последний – какими способами поучения пользовался божественнейший Платон.
...Конец введения в философию Платона
Перевод Т. Ю. Бородай и А. А. Пичхадзе.
В кн.: Платон. Диалоги. М.: «Мысль», 1986.
Смотришь на звезды, Звезда ты моя! О если бы был я Небом, чтоб мог на тебя множеством глаз я смотреть.
Прежде звездою рассветной светил ты, Астер мой,
живущим;
Мертвым ты, мертвый теперь, светишь закатной
звездой.
Душу свою на устах я имел, Агафона целуя, Словно стремилась она переселиться в него.
Я тебе яблоко бросил. Подняв его, если готова
Ты полюбить меня, в дар девственность мне принеси. Если ж не хочешь, то все же возьми себе яблоко — только, Взяв, пораздумай над тем, как наша юность кратка.
Яблоко я. Меня бросил влюбленный в тебя, о Ксантиппа! Что же, кивни головой! — Вянешь и ты ведь, как я.
Стоило только лишь мне назвать Алексида красавцем,
Как уж прохода ему нет от бесчисленных глаз; Да, неразумно собакам показывать кость! Не таким ли образом я своего Федра навек потерял?
Музам Киприда грозила: «О девушки! Чтите Киприду, Или Эрота на вас, вооружив, я пошлю».
Музы же ей отвечали: «Аресу рассказывай сказки! К нам этот твой мальчуган не прилетит никогда».
Я, та Лайда, что гордо смеялась над всею Элладой, Чей осаждался порог роом влюбленных, дарю