Д р у г. Признаю.
c С о к р а т. Ну а относительно дурных людей ты сам сказал, что они падки и до большой и до малой наживы.
Д р у г. Да, я сказал это.
С о к р а т. Значит, по твоему слову, все люди — корыстолюбцы: и достойные и дурные.
Д р у г. Это очевидно.
С о к р а т. Следовательно, не прав будет тот, кто станет попрекать кого-либо в корыстолюбии: кто делает этот упрек, тот сам оказывается таким же корыстолюбцем.
Сократ и его друг
С о к р а т. Изучима ли добродетель? Или же не изу- 376
чима, но мужи бывают доблестными от природы либо по какой-то иной причине?
Д р у г. Пока я не могу ответить тебе, мой Сократ, b
С о к р а т. Но давай так рассмотрим этот вопрос: скажи мне, если бы кто захотел обрести ту добродетель, которой обладают хорошие повара, каким образом он ее обретет?
Д р у г. Ясно, что обучаясь у хороших поваров.
С о к р а т. Ну а если кто пожелает стать хорошим врачом, к кому должен он обратиться, чтобы этого достичь?
Д р у г. Ясно, что он пойдет к хорошим врачам.
С о к р а т. А если он вздумает стать добродетельным в том, чем сильны искусные плотники?
Д р у г. Он пойдет к мастерам плотничьего искус- e
ства.
С о к р а т. А вот если он пожелает обрести ту добродетель, коей обладают доблестные "и мудрые мужи, куда надо идти, чтобы ей обучиться?
Д р у г. Полагаю, что за этим — если подобная добродетель изучима — надо идти к доблестным мужам; куда же еще?
С о к р а т. Тогда скажи, кого мы считаем доблестными, чтобы мы могли исследовать, они ли делают людей Добродетельными.
Д р у г. Доблестными среди нас были Фукидид, Фемистокл, Аристид и Перикл 1.
С о к р а т. И каждого из них мы можем назвать учителем?
Д р у г. Нет, не можем: об этом мы ничего не знаем, d
С о к р а т. Ну а можем мы назвать какого-либо уче-
353
ника — из чужеземцев или наших сограждан, из свободных или рабов,— у которого был бы случай стать хорошим и мудрым благодаря общению с этими людьми?
Д р у г. И об этом нет никаких сведений.
С о к р а т. Но неужто им было жалко поделиться своей добродетелью с другими?
Д р у г. Возможно.
С о к р а т. Разве что по той причине, чтобы не иметь соперников по искусству, подобно тому как, бывает, ревнуют к таким соперникам повара, врачи и плотники? Ведь им невыгодно, чтобы появилось много других мастеров в их искусстве, и неинтересно жить среди многих других, им подобных. По-видимому, значит, и добродетельным мужам невыгодно жить среди похожих на них людей?
Д р у г. Быть может.
С о к р а т. Но сами-то ведь они добрые и справедливые люди?
Д р у г. Да.
С о к р а т. Ну а может ли кому-то быть выгодным жить не среди хороших людей, но среди плохих?
Д р у г. Не знаю, что и сказать.
С о к р а т. Возможно, ты не в состоянии сказать и того, не является ли задачей хороших людей вредить, а плохих — приносить пользу, или дело обстоит прямо противоположным образом?
377 Д р у г. Прямо противоположным.
С о к р а т. Значит, хорошие люди приносят пользу, а дурные вредят?
Д р у г. Да.
С о к р а т. Но существует ли человек, предпочитающий вредить, а не приносить пользу?
Д р у г. Вряд ли.
С о к р а т. Значит, никто не предпочитает жизнь среди плохих людей жизни среди хороших.
Д р у г. Это так.
С о к р а т. И следовательно, никто из хороших людей не завидует другому настолько, чтобы не помочь ему стать подобным себе в добродетели.
Д р у г. Это очевидно из нашего рассуждения.
С о к р а т. Ты знаешь, что Фемистокл имел сына по имени Клеофант?
Д р у г. Да, слыхал.
С о к р а т. Так не ясно ли, что он не мог мешать сво-
b ему сыну стать по возможности лучшим человеком, —
354
он, который не завидовал никому другому, коль скоро был добродетелен? А ведь он был, как мы сказали.
Д р у г. Да.
С о к р а т. Итак, знаешь ли ты, что Фемистокл обучил своего сына искусной верховой езде? Тот вскакивал на коня во весь рост и, так же стоя во весь рост на коне, метал дротик и выкидывал множество иных удивительных штук. И еще всяким другим вещам он его научил и сделал в этом искусным — во всем том, для чего раздобывал хороших учителей. Разве ты не слышал об этом от старших?
Д р у г. Да, слышал.
С о к р а т. Значит, никто не мог бы упрекнуть его c
сына в том, что у него дурные задатки?
Д р у г. Это было бы несправедливо, принимая во внимание то, что ты говоришь.
С о к р а т. Ну а дальше? Слыхивал ли ты от кого-нибудь — старого или молодого,— что Клеофант 2, сын Фемистокла, был добродетельным и мудрым мужем, поскольку и отец его был премудр?
Д р у г. Нет, не случалось слышать.
С о к р а т. Неужели же мы должны думать, что Фемистокл хотел обучить своего сына, но не желал усовершенствовать его в той премудрости, в какой сам был искушен, больше, чем любого из своих соседей, — если только добродетели можно обучиться? d
Д р у г. Это невероятно.
С о к р а т. Вот тебе один из учителей добродетели, которых ты перечислил. Посмотри же, каков и другой, Аристид, воспитавший Лисимаха3 и обучивший его наилучшим среди афинян образом всему тому, для чего он добыл учителей, но не сделавший его добродетельнее ни единого из мужей: мы ведь оба с тобой его знаем и с ним общаемся.
Д р у г. Да.
С о к р а т. Тебе ведь известно, что и Перикл воспитал своих сыновей Парала и Ксантиппа 4 — мне кажется, ты был даже влюблен в одного из них. Он сделал их, e
как ты знаешь, наездниками, не худшими, чем любой из афинян, и обучил их музыке и всем прочим видам состязаний, да и чему только ни научил из предметов, преподаваемых с помощью искусства, причем во всем этом они никому не уступали. Но, выходит, он не пожелал сделать их доблестными мужами?