Д р у г. Да, сейчас мне представилось, что это разные вещи.
С о к р а т. Значит, закон — это не то, что узаконено?
Д р у г. Мне кажется, нет.
С о к р а т. Так что же все-таки такое закон? Давай рассмотрим это вот каким образом: если бы кто-то спро-
391
сил нас по поводу сказанного сейчас: «Раз вы утверждаете, что видимое видится благодаря зрению, как уст-
314 роено то зрение, благодаря которому мы видим?» — мы ответили бы ему, что глаза проясняют нам вещи с помощью ощущения. И если бы он снова спросил нас: «Что ж, поскольку благодаря слуху слышится слышимое, то как устроен наш слух?» — мы ответили бы ему, что уши доносят до нас звуки с помощью ощущения. Точно таким же образом он мог бы спросить нас: «Раз узаконенное узаконивается законом, в чем состоит сущ-
b ность закона и узаконения? В некоем ли ощущении или раскрытии — наподобие того, как изучаемое изучается с помощью науки, раскрывающей его суть, или же в каком-то поиске, раскрывающем искомое,— так, как врачебное искусство различает здоровое и больное, а искусство прорицания раскрывает (по утверждению самих прорицателей) замыслы богов? Ведь некое искусство помогает нам раскрывать [сущность] вещей? Или это не так?»
Д р у г. Так, несомненно.
С о к р а т. Чему же из перечисленного мы преимущественно придадим значение закона?
Д р у г. Я думаю, известным положениям и постановлениям. Что же еще можно было бы назвать законом? Возможно, то, о чем ты спрашиваешь,— закон в
с его целом — есть не что иное, как уложение государства.
С о к р а т. Следовательно, ты называешь законом мнение государства?
Д р у г. Да, разумеется.
С о к р а т. Может статься, ты прав; но, возможно, мы поймем это лучше таким образом: называешь ли ты кого мудрым?
Д р у г. Да, конечно.
С о к р а т. А мудрые мудры благодаря мудрости?
Д р у г. Да.
С о к р а т. Ну а справедливые справедливы благодаря справедливости?
Д р у г. Безусловно.
С о к р а т. Значит, и уважающие закон таковы благодаря законности?
Д р у г. Да.
d С о к р а т. Ну а люди, уважающие закон, справедливы?
Д р у г. Да.
С о к р а т. А не уважающие его несправедливы?
392
Д р у г. Да, несправедливы.
С о к р а т. Значит, справедливость и закон — самые прекрасные вещи?
Д р у г. Так.
С о к р а т. А самые постыдные — несправедливость и беззаконие?
Д р у г. Да.
С о к р а т. И первые сохраняют государство, а также все остальное, вторые же его губят и ниспровергают?
Д р у г. Да.
С о к р а т. Какой же прекрасной вещью должны мы считать закон и каким благом его исследование!
Д р у г. Как же иначе?
С о к р а т. Итак, мы сказали, что закон — это уложение государства?
Д р у г. Да, сказали.
С о к р а т. Но ведь могут быть хорошие уложения е и плохие?
Д р у г. Разумеется.
С о к р а т. А ведь закон у нас не был чем-то плохим?
Д р у г. Не был.
С о к р а т. Значит, неправильно так вот без обиняков говорить, что закон — это уложение государства.
Д р у г. Да, и мне это кажется неверным.
С о к р а т. Следовательно, это не вяжется: плохое уложение не может быть законом.
Д р у г. Конечно, нет.
С о к р а т. Однако мне и самому все-таки кажется, что закон — это некое мнение. Но так как оно не может быть плохим, то разве не становится нам ясным, что речь идет о полезном мнении, если только закон — это мнение?
Д р у г. Да, это ясно.
С о к р а т. А что такое полезное мнение? Не истинное ли?
Д р у г. Да.
С о к р а т. Значит, полезное мнение — это выяснение 315
сущего?
Д р у г. Именно так.
С о к р а т. Следовательно, закон стремится к тому, чтобы выяснить сущее.
Д р у г. Но как же тогда, мой Сократ, если закон — это выяснение сущего, мы не всегда пользуемся одними
393
и теми же законами для одних и тех же вещей? Ведь мы находим при этом то, что существует?
С о к р а т. Тем не менее закон устремлен к поискам сущего. Мы же, люди, пользуясь, по-видимому, не всегда
b одними и теми же законами, не всегда можем найти то, к чему стремится закон,— бытие. Так давай же посмотрим, не станет ли нам из этого ясным, всегда ли мы пользуемся одними и теми же законами или в каждом отдельном случае другими, а также все ли мы пользуемся одними и теми же законами, или одни пользуются одними, а другие — другими.
Д р у г. Но это, мой Сократ, нетрудно понять, а именно что далеко не всегда одни и те же люди пользуются одними и теми же законами, а другие — другими. Да вот ближайший пример: у нас закон не допускает человеческие жертвоприношения, и это считается нечестьем,
c а карфагеняне приносят в жертву людей, ибо это слывет у них законным и благочестивым; некоторые из них приносят даже своих сыновей в жертву Кроносу 1,— быть может, ты и сам об этом слыхал. И мало того, что варвары живут по иным законам, чем мы, но ты, видно, слышал, какие жертвы приносят жители Ликеи, а также потомки Афаманта 2, хотя они и эллины. Да, верно, ты также слышал и знаешь, какие у нас самих приняты были прежде обычаи в отношении умерших: перед выносом тела мы закалывали жертвенных животных и посылали вслед за процессией кропительниц жертвен-
d ной крови; а люди, жившие здесь еще раньше, совершали захоронение прямо в доме, мы же не делаем ничего подобного. Можно привести множество таких примеров: с их помощью мы очень легко докажем, что как мы сами не придерживаемся во все времена одних и тех же обычаев, так и различные люди не бывают в этом между собой согласны 3.
С о к р а т. Нет ничего удивительного, достойнейший друг, если ты прав, а от меня это ускользнуло: когда ты излагаешь свое мнение в длинной речи, а я тебе отве-