Это очевидно,— сказал он.
е — Так не оказался ли у нас философ человеком, лишенным пользы? Ведь у нас всегда под рукой мастера, и притом мы признали, что полезны хорошие люди, негодные же бесполезны.
Он вынужден был согласиться.
Что же теперь? Задать тебе вопрос или спрашивать будет грубо?..
Спрашивай что угодно.
Я стремлюсь лишь к тому, чтобы повторить признанные нами положения и подвести итог. Итак, мы
137 признали, что философия прекрасна (мы ведь сами — философы) и что философы — хорошие люди, а хорошие люди полезны, дурные же — бесполезны 12. С другой стороны, мы согласились, что в присутствии мастеров философы бесполезны, а мастера ведь присутствуют всегда. Не так ли мы это решили?
Именно так,— молвил он.
Значит, по твоему слову выходит, мы признали (если философствование действительно знание искусств в твоем смысле слова), что философы — люди скверные и бесполезные и будут такими до тех пор, пока среди
b людей существуют искусства. Но на самом деле это обстоит не так, милый мой друг, и философствовать означает не старательно заниматься ремеслами, не суетиться и проводить свою жизнь в многоделанье или в многоученье, но нечто совсем иное, ибо я считал бы все это позором и тех, кто серьезно относится к ремеслам, именовал бы людьми неотесанными. Однако яснее мы поймем, говорю ли я правду, если ты ответишь вот на какой вопрос: кто умеет правильно выезжать лоша-
с дей? Те, кто их делает лучшими, или другие люди?
Те, кто их делает лучшими.
Ну а собак разве не те умеют правильно дрессировать, кто их улучшает?
Да, они.
410
—Значит, одно и то же искусство занимается улучшением и правильной дрессировкой?
— Мне так кажется,— отвечал он.
Далее, то самое искусство, что улучшает породу и правильно дрессирует, может также отличать добрых собак от негодных, или для этого нужно другое умение?
Нет, то же самое,— сказал он.
Не угодно ли будет тебе признать это же и относительно людей, а именно что одно и то же искусство делает их совершенными, правильно их воспитывает b
и отличает хороших людей от дурных?
Разумеется, так,— отвечал он.
И, делая это с одним человеком, оно то же самое делает со многими, а если это относится ко многим, то и к одному?
Да.
И точно таким же образом дело обстоит с лошадьми и всеми прочими живыми существами?
Я это подтверждаю.
Ну а что это за знание, которое правильно укрощает разнузданных и преступных людей в государствах? Не судебное ли это искусство?
Да.
А справедливостью ты назовешь какое-то иное знание или также его?
Нет, не иное, но это.
Значит, именно то искусство, с помощью которого е
справедливо укрощаются люди, помогает также различать добрых людей и негодных?
Да, именно оно.
И кто имеет знание об одном человеке, может также получить его и о многих?
Да.
А кто ничего не знает о многих, тот не знает и одного?
Я подтверждаю это.
Допустим, если лошадь не умеет распознать хороших и негодных лошадей, она ведь и о самой себе не знает, какова она?
Конечно.
И если бык не различает негодных и добрых быков, то он и относительно самого себя ничего не знает, каков он?
Да,— отвечал он.
То же самое относится и к собаке?
411
Он согласился.
138 — Ну а если какой-то человек не различает хороших и дурных людей, то разве это не относится и к нему самому, так что он не знает, хорош он или плох, поскольку он и сам человек?
Он признал это верным.
А не знать самого себя — это признак разума или неразумия? 13
Неразумия.
Значит, знать самого себя — это признак разума?
Конечно,— сказал он.
Похоже, что надпись в Дельфах советует именно это — упражнять рассудительность и справедливость 14.
Да, похоже.
А правильно укрощать людей мы умеем с помощью того же самого искусства? 15
Да.
b — Но не так ли обстоит дело, что искусство, с помощью которого мы умеем укрощать людей,— это справедливость, а с помощью которого распознаем себя самих и других людей — рассудительность?
Похоже, что так.
Значит, справедливость и рассудительность — это одно и то же?
Очевидно.
И конечно, государства благоденствуют лишь тогда, когда преступники несут справедливую кару.
Ты говоришь правду,— молвил он.
Называется же это искусством государственного правления.
Он с этим согласился.
Ну а когда какой-либо муж один правильно ведает государственными делами, разве имя ему не «тиран» и «царь»? 16
Да, конечно.
Значит, он правит с помощью царского и тиранического искусства?
Правильно.
И искусства эти те же, о каких мы сказали раньше?
По-видимому.
с — А если какой-либо муж один правильно ведает домашним хозяйством, как мы его называем? Не хозяином ли и господином?
— Да, так.
412
Не благодаря ли справедливости он хорошо ведет
дом? Или благодаря какому-то иному искусству?
Нет, благодаря справедливости.
Как видно, все это одно и то же — царь, тиран, политик, домохозяин, господин, человек рассудительный и справедливый. И искусство это также одно — тираническое, господское, хозяйское, а также искусство справедливости и разумения.
По-видимому, да,— сказал он.
Как ты считаешь: если врач говорит что-либо d
относительно больных, позорно ведь философу не суметь уследить за сказанным и не оказать никакого содействия тому, что врач говорит либо делает, и точно так же в случаях с другими мастерами своего дела; ну а когда речь идет о судье, царе либо каком-то другом из сейчас перечисленных нами лиц, разве не позорно философу не суметь уследить за сказанным и в этом помочь?