Собрание сочинений. Том 4 - Страница 227


К оглавлению

227

А к с и о х. Но, мой Сократ, если ты считаешь жизнь злом, почему ты в ней остаешься? Ты ведь мыслитель, превосходящий нас, большинство, умом!

С о к р а т. Аксиох, ты неправильно обо мне судишь и думаешь относительно меня, как и афинская чернь, будто если я любознателен и склонен к исследованию вещей, значит, я что-то знаю. Я же могу только молить богов о том, чтобы иметь самые общие понятия: настолько далек я от избыточных знаний. То, что я тебе

с говорю,— это отзвуки речей мудреца Продика; одно из этого куплено за полдрахмы, другое — за две, третье — за четыре: ведь муж этот ничему не учит даром, но у него всегда на устах изречение Эпихарма:

Но рука ведь руку моет; коль даешь — бери взамен 6.

А намедни, выступая с показательной речью у Каллия, сына Гиппоника 7, он так обрисовал жизнь, что я едва не перечеркнул свое собственное существование, и с той поры, Аксиох, душа моя томится по смерти.

А к с и о х. Но что же он говорил?

d С о к р а т. Я расскажу тебе, что припомню. Он говорил: «Какой возраст свободен от тягот и печалей? Не плачет ли младенец с первого мига рождения, начиная свою жизнь с муки? В самом деле, его не обходит ни одна печаль, наоборот, он страдает и от нужды, и от стужи или жары либо побоев, причем не умеет и слова пролепетать о своих страданиях, но лишь рыдает, и это рыдание — единственный знак его неудовольствия. Когда же ему исполняется седьмой год, он, претерпев уже много невзгод, попадает в руки тиранов-наставников, учителей грамматики и гимнастики; а по мере

e взросления его окружает целая толпа повелителей — ценители поэзии, геометры, мастера воинского дела. После того как его вносят в списки эфебов, страх одолевает его еще пуще: здесь и Ликей, и Академия, и гим-

367 насическое начальство, и розги, и бесчисленные другие

416

беды, и за любым усилием подростка надзирают воспитатели и выборные лица от ареопага, присматривающие за юношами 8. Когда же молодой человек избавляется от всех этих повелителей, подкрадываются и встают во весь рост заботы и размышления, какой избрать жизненный путь; и перед лицом этих более поздних трудностей детские заботы кажутся несерьезными, попросту пугалами для младенцев — все эти сражения, непрерывные состя- b

зания и увечья. А потом незаметно подступает старость, и к ее времени в нашем естестве скапливается все тленное и неизлечимое; так что если кто не расстанется поскорее с жизнью, как должно, то природа, подобно мелочной ростовщице, живущей процентами, берет в залог зрение или слух, а часто и то и другое. И даже если кто это выдержит, все равно он бывает надломлен, изнурен, изувечен. Иные, правда, в старости очень крепки, однако по своему уму они вдвойне дети 9. Боги, ведая эти природные свойства людей, поскорее забирают из жизни тех, кого они высоко чтут. К при- с

меру, когда Агамед и Трофоний, воздвигшие святилище Пифийскому богу, взмолились, прося его о наилучшей доле, они уснули и больше не встали 10. Точно так же жрецы аргивской Геры, когда их мать попросила для них у богини награды за их благочестие — за то, что они, когда запаздывала упряжка, сами надели на себя сбрую и повлекли в храм свою мать,— умерли в ночь после этой молитвы 11 Долго пришлось бы излагать слова поэтов, поющих о жизни в поэмах, отмеченных печатью божественности, и показывать, как сетуют они d

на эту жизнь. Приведу лишь речение одного из них, самого замечательного:

Боги такую уж долю назначили смертным бессчастным — В горестях жизнь проводить 12.

А также:

Меж существами земными, что ползают, дышат и ходят, е

Истинно в целой вселенной несчастнее нет человека! 13

И что говорит он об Амфиарае? 368

Милый эгидодержавцу Зевесу и Аполлону:

Боги любили его; но старости дней не достиг он 14.

А как ты находишь того, кто советует «оплакивать младенца, что вступает в юдоль бед»? 16

417

Но довольно. Я кончаю, чтобы не затягивать вопреки обещанию этот перечень поэтов. В самом деле, какой образ жизни или какое избранное кем-то ремесло не подвергаются позднее нареканиям и не вызывают у человека сетований по поводу своего положения? Бросим ли мы взгляд на ремесленников и поденщиков, тяжко

b трудящихся от зари до зари и едва обеспечивающих себе пропитание,— они плачут горькими слезами и их бессонные ночи заполнены сетованиями и причитаниями; возьмем ли мы морехода, преодолевающего столько опасностей,— он не находится, как сказал Биант, ни среди живых, ни среди мертвых 16: ведь наземное существо — человек, подобно амфибии, бросается в море,

с подвергая себя всевозможным случайностям. Быть может, приятное занятие земледелие? А не есть ли оно, как говорят, скорее незаживающая гнойная язва, вечно дающая повод для горя? То раздаются жалобы на засуху, то на ливневые дожди, то на хлебную ржу или на медвяную росу от спорыньи, а то, и на чрезмерную жару либо мороз. Ну а высокочтимое искусство государственного правления (многое уж другое я обхожу молчанием)? Через какие только оно ни проходит бури, испытывая радость от всесотрясающей лихорадки законов и болезненно переживая неудачи более тяжкие, чем

d десять тысяч смертей! Кто может быть счастлив, живя для толпы, ловя ее прищелкивания и рукоплескания,— игрушка народа, которую тот просто выбрасывает, освистывает, карает, убивает и делает достойной сострадания? Скажи мне, Аксиох, ты ведь сам государственный муж: где умер Мильтиад? 17 Где Фемистокл? Где Эфиальт? 19 Где недавно погибшие стратеги? 20 В то время я не поставил вопрос на голосование 21: мне казалось неблагородным возглавить беснующийся народ. Но на следующий день люди Ферамена и Калликсена, выдви

227